не так много, но вполне нормально. Мы выступали на разогреве у их любимца Роберта Фриппа, и ночь за ночью сдували его со сцены. Мы получали всю прессу и всю энергию от толпы. Марку и Сэму не нравилось, что эти выскочки из колоний не понимают своего места.

Они решили, что мы неправильно поняли то, что нам сказали в Нью-Йорке, и что на самом деле это 25 долларов в день, примерно в два с половиной раза меньше денег на тот момент, и, кстати, мы должны платить за перевозку оборудования, так что мы фактически потеряли деньги, чтобы поехать в тур. Я впервые столкнулся с подобным дерьмом.

У нас был адрес Сэма, и я пытался уговорить остальных членов группы вломиться к нему домой, но только Пикколо считал, что это хорошая идея. Пикколо начал посылать им открытки со всей Европы:

Дорогие Марк и Сэм:

Турне проходит великолепно. Зрители в Италии любят группу, и я уверен, что они покупают тонны пластинок.

Искренне ваш,

Стив Пикколо из группы The Lounge Lizards

Это напоминает мне историю, которая вполне может оказаться городским мифом. История о том, как группа крадет жокея с лужайки перед домом в Мичигане и берет его с собой в тур.

Группа фотографирует жокея на газоне перед Эйфелевой башней, перед Берлинской стеной, в Акрополе и отправляет фотографии, как открытки, по адресу, где они его украли. На открытках написано: "Прекрасно проводим время. Хотелось бы, чтобы ты был здесь".

Вернувшись в Штаты, они ставят жокея на лужайку, где его и нашли.

Я не хочу слышать, что эта история неправда. Она может быть абсолютно неправдивой, и вы можете быть уверены, что это не так. Я не хочу знать. И пошли вы на хрен, раз вы такой человек, которому нужно на это указывать.

 

-

Мы играем в Danceteria, и Пикколо хочет, чтобы я забрал его на такси по дороге. Я не хочу. У меня есть все эти ритуалы перед концертом, и это не один из них. К тому же он находится в стороне от меня, и я не хочу его забирать, но это способ хотя бы убедиться, что он будет на концерте, и я еду за ним.

Он садится в такси и не заставляет меня ждать его, прежде чем спуститься вниз. Кажется, он в порядке.

"Мне нужно сделать остановку".

"О, нет".

Я хочу добраться до клуба и найти дудочку, размяться перед выступлением.

Я уступаю, и он указывает такси, куда ехать. Он знает, что если скажет "Пятая улица и авеню С", я откажусь. Поэтому он наклоняется вперед и вкрадчивым голосом говорит водителю: "Здесь налево, хорошо, теперь прямо, хорошо, здесь налево".

Мы едем на Пятую и С. Он говорит, что скоро вернется. Я нервничаю и взволнован шоу, а водитель нервничает, потому что мы находимся в зоне, похожей на зону боевых действий. Уличные фонари не работают, здания выглядят так, будто их разбомбили. Любой, кто выходит на эту улицу, должен быть убийцей.

Его долго нет. Водитель очень нервничает и хочет уехать. Я не могу оставить Пикколо здесь и не хочу идти в тот переулок, где он только что исчез. Мы ждем. Водитель начинает уезжать, а я кричу ему, чтобы он оставался на месте.

Наконец появляется Пикколо. Я так зол, что ничего не говорю.

Мы играем, все идет хорошо, а потом ритм уходит в сторону. Действительно в сторону, и я не понимаю, что происходит. Обычно, когда мы играем, и музыка делает такой аморфный спад, это означает, что порвалась струна или барабан, или что-то не так. Я не могу повернуться, когда играю, я всегда нахожусь перед ритм-секцией. В музыке есть момент, когда я играю фразы, позволяющие повернуться, и я вижу Пикколо. Он сильно наклонился и стоит на одной ноге. Его туловище параллельно полу. Он балансирует таким образом, что это бросает вызов законам гравитации и физики. Его рот широко открыт, и кажется, что он спит. Он полностью погрузился в наркотический сон. Если вы живете в большом городе, то наверняка видели такое: Парень на улице так наклонился, что вот-вот поцелует тротуар. Он не в бессознательном состоянии, но и не в сознании. Невозможно так балансировать. Но они никогда не падают. Никогда. Как птица не падает с неба, когда умирает, так и наркоман не упадет.

Пикколо в полном неподвижном состоянии. Одна нога, рот открыт, но он продолжает играть. Я могу убить его нахрен.

Стив Пикколо переехал в Италию, стал натуралом, женился и теперь, по крайней мере, по его словам, является самым высокооплачиваемым переводчиком в Италии. А еще он действительно гений. Его записи Domestic Exile, которые он делал в начале восьмидесятых, были действительно одними из лучших поп-вещей, которые я когда-либо слышал.

Когда мы отправились в другой тур, мы ехали в маленьком белом фургоне. Пять парней из Нью-Йорка смотрели на французскую сельскую местность. Когда ты двадцать четыре часа в сутки находишься с одними и теми же людьми в тесном помещении, самые незначительные вещи начинают раздражать тебя до невозможности. "Ненавижу его уши! Ненавижу его уши!" Я слышал от Тони Левина историю о том, как гитарист не выносил, как жует барабанщик, и однажды посреди придорожной трапезы без всякого предупреждения взял вилку и вонзил ее гитаристу в колено.

У нас разгорелся большой спор о том, есть ли у коров рога. Он стал очень жарким и чуть не привел к кулачному бою. Двое из нас были категорически уверены, что у коров есть рога, а трое - нет. Но мы согласились, что вымя есть только у коров.

Мы проезжали мимо стада коров, и те двое из нас, кто верил, что у коров есть рога, безумно показывали на них и кричали: "Вымя и рога! Вымя и рога!"

"Нет! Никаких рогов!"

"Да! Да! Смотрите! Вымя и рога! Вымя и рога!"

 

-

Некоторое время у нас был менеджер. Достаточно милый парень, Пол Траутман, похожий на мягкотелого Джимми Коннорса. У него была какая-то странная речь, не то чтобы заикание, но что-то вроде этого. Как ему пришло в голову пытаться управлять нами, одному Богу известно.

Траутман связался со мной, и я сказал, что, конечно, мы попробуем.

Довольно быстро Пикколо захотел основать журнал под названием Trautman Intelligencer.

Позже Траутман организовал наш первый японский тур, который был замечательным, но его первый тур был в Штатах. Он достал какой-то